- Все-таки болото как-то не по мне, - сказал Лесик. - Нельзя ли как-то иначе, чтоб не лезть в киселя? К чему нам такой изыск?
Но я не намерен был отступать. Мне нравилась тамошняя тишина и удаленность от полицейских постов. И с реквизитом никаких проблем, грубые реалии, минимум постановочных сцен. В естественных декорациях, что всегда предпочтительней.
- Здесь игра на контрасте, - сказал я. - Представьте: болото, холод собачий, хлябей варево, вонь. Колыхание болотной слизи. Пузыри, как будто кто-то лезет оттуда, время вечернее, жуть. А встав на четвереньки, испытываешь первобытный ужас перед зыбью трясин. Все это усиливает предсмертный трепет, придаёт вашему умиранию неповторимый вкус, терпкий, своеобразный, специфический. А ваше последующее пребывание в небытии, даже довольно серенькое, по контрасту с этими последними ощущениями раем покажется.
- Всякий кулик свое болото хвалит, - сказал Алик.
Я приостановился. Не слишком ли туману нагнал?
- Почему же оно серенькое? - неожиданно возмутился Лесик.
- Вообще качество запредельного видения от личности зависит, - сказал я. - Вы личности?
- Он еще спрашивает!
- Разве что-нибудь в духе болотной твари,- сказал Алик. - Мы гуляем, она внезапно набрасывается и утягивает нас одного за другим в глубину. Как тебе такая предства, Лесь?
- Сам ты тварь...
- А ты ...
Я попытался их успокоить:
- Это очень дорогой перформанс. С привлечением статистов, техники и чудес, плюс спецэффекты. И гарантии нет, что представление пройдет без задоринки. Место хоть изредка, но посещаемое, могут нам помешать. Значит, нужны дополнительные расходы на оцепление. Чем вам дуэль не нравится?
Мне - нравилась. Можно дело представить так, будто они сами поубивали друг друга. И рук не очень придется марать. Во мне до сих пор существует психический барьер, еще с дорубежья. Я удивлялся, с каким спокойствием представители нового поколения убивают тела, будто автомобиль в утиль разбивают. Немного жалко, но не трагично.
- Значит, завтра, раз уж вам так не терпится. Доберетесь рейсовым автобусом, - стал закругляться я. - Автобусом, - повторил я с нажимом, видя недовольство ребят. - Если вы машину у болота оставите, то забрать, скорее всего, не сможете уже никогда. Раньше полутора месяцев вас из лазарета не выпустят. Ждите меня в северо-западной части. Я подойду.
- Почему бы вам нас на своей не довезти?
Я проигнорировал последний вопрос.
Договорились на 17-00. Они скинули мне свои телефонные номера. Их фанки остались в памяти идентификатора. Мы разошлись.
02 БОЛОТО
Я выехал в четвертом часу, рассчитывая прибыть на место за полчаса до ребят. Город кончился, за мостом начиналось раздолье, а вдоль раздолья дорога легла. На пятьдесят пятом километре я свернул на проселочную.
Ночью немного - на пробу - выпало снега. Он клочками еще лежал в колее: со времени снегопада никто в ту сторону не проезжал. Было тихо. Вороний поскок по снегу выглядел, словно шифр заговорщика. Или некая некропись, запечатлевшая то, что только готовилось произойти.
Путь в глубину болота начинался дамбой, выполненной из песка и шлака. На ней за камышами я и оставил автомобиль.
Когда-то здесь велись торфоразработки. Дамба разделяла два разных ареала. Если справа все поросло камышом, за которым вода поблескивала, то слева было менее топко, сосны росли, во мху меж стволов и стеблей торчали гнилые сваи.
Чем дальше вглубь, тем насыпь становилась уже, а растительность по обе стороны принимала однообразный вид с преобладанием камыша и чахлых осин.
Сучья потрескивали. Справа по ходу что-то попискивало. Где-то вверху дятел стучал. Словно руки кикимор торчали сухие сучья, понизу поросшие мхом. Камыш становился гуще и подступал плотней.
Дамбу сменила гать из сгнивших бревен, перешедшая в свою очередь в узенькую тропу, по обе стороны от которой, скрытая камышом, разверзалась топь. Тропа подрагивала под ногами, единственным основанием для нее служили переплетения корневищ да метровый слой дерна, а под ним была та же топь. Я двигался как по ковру, настеленному поверх воды. Что за жизнь таилась под ним в темной воде - без тепла, света? На миг мне сделалось жутко, даже озноб по коже прошел.
И не успели мурашки сойти, как тут же справа я обнаружил движение. Я пригляделся: параллельно тропе, шурша камышами, припадая на ногу и шлепая, словно ластами, по воде, ковылял леший. Он то пропадал, растворяясь в воздухе, то появлялся вновь и особо не настаивал на своей подлинности.
По устоявшемуся обычаю первым должен был заговорить Нарушитель. Однако он всё шлепал своими ластами, пыхтел, откашливался, но молчал. А когда я окликнул его, он вдруг взмахнул руками-лапами и мгновенно ушел под воду, так ничего и не сказал, однако само его появление в такой ситуации служило предостережением.
В самом центре урочища было озеро, подпитываемое ключами, из него вытекал ручей и несколько километров спустя становился речкой, мост через которую я миновал час назад. Тропинка кончалось мостками, нависшими над озерцом, край которых опирался на сваи. Справа перильца были сломаны, ошкуренные жерди обросли плесенью. Эти мостки были более позднего происхождения, нежели гать - для комфортной утиной охоты. Кстати меж свай плавал резиновый селезень, оставшийся, вероятно, с сентября.
Озеро обступали осины, ивы, стояла, как в серебряной чаше, вода, испятнанная опавшей листвой - пейзаж, любезный поэтам и меланхоликам. Будь я не так стар, мудр, то возможно бы и увидал, как снуют над водой тёмные тени, бродят призраки юных дев, закончивших здесь одно из своих существований.