Каюр 2082 - Страница 12

- Умираем, но не сдаемся! - кривлялся где-то внизу Ветрогон.

Один из них, вероятно, Стальное Очко, выпустил очередь по своим, стоявшим кучно, положив всех. Оставшееся в магазине разрядил в себя. Ах, Стальной, лузер ты мой лазоревый, это не лечится наложением рук.

Возможно, что зрелище не совсем соответствовало реальности - новое зрение зачастую искажает и приукрашивает происходящее, а иногда делает нелепым или смешным. Но мне вдруг стало безмерно жаль и монаха, и челоморфов. Оказалось, что и здесь, на безмятежной высоте, я не чужд сочувствия ближнему.

Убитые еще дергались, словно у смерти на подтанцовках. Бойцы собрали оружие, доложили потери. Двое убитых с нашей стороны, и все, кроме Вазелина - с той.

Взаимодействие с реальностью оставалось, но все более ощущалось притяжение мира иного. Бормотание бытия - крики, выстрелы, подзывающие вертолет - еще пробивались оттуда сюда - словно затухающие вибрации. Но уже перетягивало желание заглянуть в иное.

Дуновеньем, движением света, касаньем извне или повинуясь собственному неясному импульсу, я был отброшен от места событий - взлетел, отлетел - примерно такими глаголами можно было обозначить резкое и как будто немотивированное отстранение от того, частью чего я только что был.

Мир иной отошел ко мне, 'открылась виза', а та реальность угасла, свернулась в тусклую точку, но не пропала совсем, а так и осталась висеть бледной звездой, в то время как на более темном фоне проявлялись неопределенные силуэты, узоры, контуры, словно зрение перестраивалось на другие миры.

Мне случалось уже забираться на первый ярус небес. Я не только от лазарей, но и на собственном смертном опыте знал, что с каждой ходкой проникаешь все дальше в неведомый потусвет, с каждой попыткой приоткрывается большая часть мира иного.

То, что случается припомнить впоследствии - те жалкие крохи, застрявшие в базе - дает лишь бледное представление о ландшафте потустороннего. Ибо его явлениям нет соответствий в нашем привычном мире. Где те новые неевклиды, которые представления перевернут? То что не находит в сознании соответствий, остается невидимо для него.

Нельзя описать в старых понятиях небывалое - новые формы и сущности, для которых нет в душе ничего тождественного, нечем поверить их, распознать. Лишь по мере накопления смертного опыта совершенствуются органы восприятия, вырабатываются адекватные соответствия и понятийный аппарат.

Весь этот космос находился в хаотичном движении, словно сон или синема, в непрерывной смене картин, каждая из которых представляла собой эмбрион зрелища и могла б развернуться в отдельный сюжет, если в эту картинку войти. Более того, эти сюжеты можно было - и предлагалось - прожить, ощутить себя персонажем или частью среды, в которой все это происходит или готовится произойти.

Однако новое зрение пользовалось старой избирательностью и не могло одномоментно воспринять более одного варианта. Я мог прожить их все или несколько, но только в последовательности, я мог ступить только в один лэнд. Я пока что не научился пребывать сразу везде, не умел использовать все возможности потусвета - сразу во все двери войти, размазаться по всем сюжетам и направлениям, пространствам и временам. Чтоб незапятнанными глазами открывать и открывать небеса неописанные, заручиться видением во множестве измерений, всеохватностью зрения, когда все в одном, или вернее, когда всё - одно.

Я вдруг ощутил нуминозный трепет, как в присутствии божества. Испуганный, я шарахнулся в одну из возможностей, надеясь найти укрытие, хотя не знал, от кого или от чего. Мне представилось: комната, кровать, тело. Тело вроде бы спит. В какой сюжет эта картина выльется? Во что вырастет сей эмбрион? Чем обернется новое будущее?

03 ЛАЗАРЕТ

Я вдруг понял, что глазами тела на мир смотрю. Пытаюсь, во всяком случае. Пространство предо мной то утопало в дымке, то проявлялось вновь. Картинка подрагивала, расплывалась, покрывалась рябью, колебалась, сминалась, съезжала на сторону. Ее параметры непрерывно менялись: размеры, резкость, контрастность, яркость. Фон. Вместо фона плясали пятна. На пятна накладывались голоса. Мир никак не мог утвердиться, действительность распадалась. Окно накренилось, вот вывалится из стены. Потолок приблизился и накрыл тело. Угол зрения сдвинулся. Мир тронулся и поплыл, продолжая смещаться. Словно глаз вытек и завис под потолком. Зафиксировался в ближнем углу. Камера наблюдения, ее линза, зрачок.

Окно, между прочим, осталось на месте. Хотя видеть его и другие предметы в этом ракурсе казалось весьма необычным. Эта паучья точка зрения еще полностью не установилась. Будто, муха, трепеща в паутине, не обессилела и не издохла еще, сообщая дрожание самому наблюдателю. Обретение геометрии мне давалось с трудом.

Я уже жив? В какой момент моего путешествия мне это привиделось, я никогда не узнаю. То ли я еще где-то витал, то ли уже в новое тело меня воплощали, наполняя старым вином новые мехи.

Вначале вернулись образы. Потом стали всплывать слова и даже целые связки слов. Поначалу с трудом, как если бы они были значительно тяжелее образов. Играть образами было удобней, быстрей, компактней.

Жизнь, воздух, дышать, хорошо, свет. Я, другое, дом, лукоморье, дуб. Бой, больно, монахи, смерть. Всплески прошлого. Инсталляция протекала успешно. Я бы даже притормозил время, которое вдруг возникло и неудержимо рвалось. Но от меня ничего не зависело. Я, конечно, даже не осознавал, что меня воплощают. Процесс загрузки воспринимался как сновидение. Потом кое-что припомнится, как предутренний сон, вместе с ощущеньем, что жив, появится чувство тела, тяжесть его и сожаление, что потерял нечто большее, чем может этот мир мне предложить.